СЦЕНА 4

Дворец герцога. Входят герцог, Виола, Курио и другие.

ГЕРЦОГ

Я музыки хочу. – Друзья, привет вам! —
Цезарио, пусть мне опять сыграют
Ту песенку старинную, простую,
Которую мы слышали вчера.
Она мне больше облегчила душу,
Чем звонкие, холодные напевы
Шальных и суетливых наших дней.
Один куплет сыграйте.

КУРИО

Простите, ваша светлость, здесь нет того, кто умеет петь эту песню.

ГЕРЦОГ

А кто он такой?

КУРИО

Шут Фесте, государь. Его выходки очень забавляли отца графини Оливии. Он сейчас где-то во дворце.

ГЕРЦОГ

Найти его. – А вы напев сыграйте.

Курио уходит. Музыка.

Когда узнаешь сладкий яд любви,
Ты вспомяни меня, мой милый мальчик.
Влюбленные все на одно лицо:
Изменчивы, неровны, прихотливы,
И только образу своей любимой
Они всегда верны... Ну, как напев?

ВИОЛА

Он эхо пробуждает в том дворце,
Где властвует любовь.

ГЕРЦОГ

Как это метко!
Хотя ты очень молод, но клянусь,
Что чей-то взор, благоволенья полный,
Нарушил твой покой.

ВИОЛА

Вы, государь,
Проникли в самые глубины сердца.

ГЕРЦОГ

А кто она?

ВИОЛА

Во всем – подобье ваше.

ГЕРЦОГ

Ты плохо выбрал. Сколько же ей лет?

ВИОЛА

Не более чем вам.

ГЕРЦОГ

Ох, как стара!
Ведь женщине пристало быть моложе
Супруга своего: тогда она,
Обыкновеньям мужа покоряясь,
Сумеет завладеть его душой.
Хотя себя мы часто превозносим,
Но мы в любви капризней, легковесней,
Быстрее устаем и остываем,
Чем женщины.

ВИОЛА

Вы правы, государь.

ГЕРЦОГ

Найди себе подругу помоложе,
Иначе быстро охладеешь к ней.
Все женщины как розы: день настанет —
Цветок распустится и вмиг увянет.

ВИОЛА

Как жаль мне их, о, как мне жаль цветы,
Чей жребий – вянуть в цвете красоты!

Курио входит с шутом.

ГЕРЦОГ

А, ты пришел! Порадуй нас, дружище,
Вчерашней песней старой, заунывной.
Ее мурлычут пряхи за работой,
Вязальщицы на солнышке поют,
Перебирая костяные клюшки.
Она полна сердечности и правды,
Как старина.

ШУТ

Можно начинать, государь?

ГЕРЦОГ

Да-да, мы слушаем.

ШУТ

(поет)

Поспеши ко мне, смерть, поспеши
И в дубовом гробу успокой,
Свет в глазах потуши, потуши, —
Я обманут красавицей злой.
Положите на гроб не цветы,
А камни.
Только ты, о смерть, только ты
Мила мне.
Схороните меня в стороне
От больших проезжих дорог,
Чтобы друг не пришел ко мне
И оплакать меня не мог,
Чтобы, к бедной могиле моей
Склоненный,
Не вздыхал, не рыдал над ней
Влюбленный.

ГЕРЦОГ

Возьми себе за труд.

ШУТ

Какой же это труд, государь? Для меня петь – удовольствие!

ГЕРЦОГ

Тогда за удовольствие возьми.

ШУТ

Справедливо, государь: за удовольствие тоже рано или поздно надобно расплачиваться.

ГЕРЦОГ

Прости, но нам придется распроститься.

ШУТ

Да хранит тебя бог меланхолии и да сошьет тебе портной камзол из переливчатой тафты, потому что душа твоя ни дать ни взять – опал. Людей с таким постоянным нравом следовало бы отправлять в море: там они могли бы заниматься чем вздумается и плыть куда заблагорассудится, вот и совершили бы отменное путешествие, ловя собственный хвост. Счастливого пути. (Уходит.)

ГЕРЦОГ

Оставьте нас.

Курио и придворные уходят.

Цезарио, пойди
Еще раз к ней, к жестокости надменной,
И повтори ей, что моей душе,
Объятой благороднейшей любовью,
Не нужен жалкий прах земных владений.
Я презираю и дары Фортуны,
Которыми Оливия богата,
И самое Фортуну; но безмерно
Я очарован чудом красоты,
Которая по милости природы
В моей владычице воплощена.

ВИОЛА

Но если вас она любить не может?

ГЕРЦОГ

Я не могу принять такой ответ.

ВИОЛА

Но вы должны! Представьте, ваша светлость,
Что женщина – быть может, есть такая! —
Терзается любовью к вам, а вы
Ей говорите: «Не люблю!» Так что же,
Возможно ль ей отказом пренебречь?

ГЕРЦОГ

Грудь женщины не вынесет биенья
Такой могучей страсти, как моя.
Нет, в женском сердце слишком мало места:
Оно любовь не может удержать.
Увы! Их чувство – просто голод плоти.
Им только стоит утолить его —
И сразу наступает пресыщенье.
Моя же страсть жадна подобно морю
И так же ненасытна. Нет, мой мальчик,
Не может женщина меня любить,
Как я люблю Оливию.